Пролетарии всех стран, соединяйтесь !
|
Пролетарии всех стран, соединяйтесь !
|
|
|
|
|
|
|
|
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ ДЕВЯТЬСОТ ПЯТЫЙ(Начало в предыдущем номере) Расправу Николая Кровавого осудили все передовые русские люди, в том числе Лев Толстой и Максим Горький. Горькому даже пришлось посидеть в тюрьме, откуда его выпустили после массовых протестов в России и за рубежом. Леонид Собинов в эти дни находился в Милане, где с огромным успехом пел в театре “Ла Скала”. Уже 11 января он пишет в Москву Е. Садовской (письмо № 214): “…Если бы ты только прочитала, что за ужасы пишут в итальянских газетах про то, что сейчас делается в Петербурге. Что-то невообразимо ужасное, бесчеловечное, если даже допустить, что все сведения преувеличены в десять раз. Когда же будет конец этой исторической кровавой нелепости… История имеет свои законы, и никогда ещё никакой безумно сильный и смелый полководец, правитель не останавливал силой её хода. Историю можно задержать, но опять-таки до известного момента”. Чтобы смягчить возмущение общества, новый министр фон Плеве решил прибегнуть к “маленькой победоносной войне”. Россия к тому времени, участвуя в расчленении Китая западными державами, захватила Квантунский полуостров с Порт-Артуром и стала вмешиваться во внутренние дела Кореи, задев этим интересы империалистической Японии. Неожиданно для царского правительства Япония первой начала войну, оказавшись при этом гораздо лучше вооружённой и боеспособной. Россия потерпела поражение и потеряла Курильские острова и южную часть Сахалина. В стране началось революционное движение. После подписания в сентябре позорного мира с Японией в октябре фактически началась революция с грандиозной железнодорожной забастовки. К ней присоединились все заводские рабочие, студенты, гимназисты и интеллигенция. Забастовка распространилась и на Финляндию. В Петербурге был создан Совет Рабочих Депутатов с представителями социалистических партий. Интеллигенция организовалась в профсоюзы, объединившиеся в Союз Союзов, пославших в Петербургский Совет также своего представителя. По совету министра финансов Витте, только что заключившего мир с японцами, царь издал 17 октября “Манифест”. Манифест провозгласил: 1) “неприкосновенность личности” (отмену произвольных обысков, арестов, расстрелов, высылок и пр.), свободу слова, совести, собраний, союзов; 2) обещал расширить круг избирателей в Госдуму; 3) дал Думе права законодательного учреждения и право контроля над правительством. Через несколько дней была объявлена “амнистия” политзаключённым, в том числе и давно отбывавшим сроки в Шлиссельбургской крепости народовольцам, но не всем. Некоторым крепость заменили сибирской каторгой. Когда же граждане России попытались на деле воспользоваться дарованными “манифестом” правами и свободами и стали собираться на митинги, их тотчас же атаковали войска, полиция и казаки. Во всех больших городах появились убитые и раненые при таких разгонах. За свободные речи и статьи стали арестовывать “неблагодарных” за царскую милость революционеров. Чтобы оправдать свои полицейские акции, правительство решило показать, что сам русский народ не желает полученной свободы. Для этого были созданы “чёрные сотни” из “тёмных людей” — купцов, лавочников, чиновников, полицейских шпионов, подкупленных дворников и хулиганов, которые были вооружены и субсидированы властью. Черносотенцы нападали на митинги, убивали их участников и на выпускаемых из тюрем людей. Так погииб соратник В.И. Ленина Николай Эрнестович Бауман. Возникновение различных буржуазных партий помогло правительству внести раскол в Совет Рабочих Депутатов и Союз Союзов. Это позволило правительству перейти в наступление. Когда Совет Рабочих Депутатов и социалистические партии выпустили в начале декабря “манифест” с призывом к народу не давать царскому правительству податей и солдат, Совет был арестован. Рабочие Красной Пресни поднялись на вооружённое восстание, вовсе не потому, что их “безответственно спровоцировали” на эти действия большевики, как утверждал тогда Плеханов и как заявляют сейчас буржуазные клеветники. Но выступления трудящихся и социалистических партий были несогласованными. Так, эсеры прибегали к тактике индивидуального террора. Они уничтожали наиболее отъявленных царских палачей, расправлявшихся с крестьянскими волнениями, а сами при этом часто попадали в руки полиции и погибали на виселицах. Но индивидуальный террор не мог решить судьбу революции. Тем временем шла настоящая война между трудящимися и царизмом. В разных местах рабочий люд захватывал власть и создавал маленькие “республики”, вскоре уничтожаемые войсками. Правительство покрыло всю страну виселицами, расстреливало рабочих и крестьян, истязало революционеров в тюрьмах, жестоко усмиряло восстания солдат и матросов. По указанным выше причинам попытка организованного всероссийского восстания не удалась. Только в Москве в декабре 1905 года в течение двух недель шли на баррикадах настоящие бои, особенно на Красной Пресне. Но хотя рабочие были вооружены, армия не была на их стороне. В ходе боёв им удалось однажды даже захватить два артиллерийских орудия со снарядами, но рабочие не знали, как из них стрелять. Правительство подавило восстание с помощью гвардии. Воюя против народа, как против иностранного неприятеля, оно обрушило на него и на рабочие районы Москвы шквал артиллерийского огня, разрушая многоэтажные дома и убивая мирных жителей, включая детей. Гвардейские солдаты не пострадали на русско-японской войне, а вольготно служили в столице, получали много водки и улучшенное питание, были отравлены монархической пропагандой. Гвардейский Семёновский полк под командой Мина и Римана помог московскому генерал-губернатору Дубасову раздавить Декабрьское вооружённое восстание в Москве, а потом двинулся вдоль железных дорог, расстреливая на месте беглецов и всех “подозрительных”. Так, на станции Люберцы Казанской железной дороги был расстрелян прямо на перроне начальник станции Смирнов за то, что он, не будучи революционером, чисто из гуманных побуждений пропустил поезд с повстанцами, шедший курсом от Казанского вокзала в сторону станции Бронницы. Поезд вёл машинист Ухтомский. В Бронницах революционные рабочие сошли с поезда и рассеялись по окрестным деревням. К сожалению, машинист Ухтомский попытался пробраться назад в Москву, зная, что там никто не знал, что поезд увёл он. Однако по пути он был опознан шпионом и расстрелян прямо на ступенях полицейской управы. Офицер трижды отдавал солдатам-карателям команду “Пли!”. Раздался залп, но Ухтомский остался невредимым: каждый солдат стрелял мимо, не желая убивать героя. Тогда офицер застрелил Ухтомского из своего револьвера. Почти все начальники карательных экспедиций были вскоре убиты эсерами, хотя народ был уже запуган террором правительства. Так эсерка Зинаида Васильевна Коноплянникова, 1879 года рождения, неоднократно арестовавшаяся властями, вернулась из безопасной Швейцарии и убила генерала Мина, палача московских повстанцев. Царский суд приговорил её к смертной казни через повешение. На суде она сказала: “Я убила Мина как убийцу восставших борцов за свободу, как убийцу тех невинных, кровью которых орошены улицы Москвы… … Николай II окружил себя опричниками. Мины московские, Орловы прибалтийские, Треповы — погромщики окружают его престол. Убивая одного из опричников Николая Романова, я этим хочу напомнить ему, что, как падают подпорки его престола, так может пасть и сам престол… Террор партии вынужден правительством. Как выходец из народа (происхождения я не мудрёного: отец – солдат, мать – крестьянка) я спрошу вас языком того же народа: а кто дал вам право держать нас в невежестве, в нищете, в тюрьмах, ссылать в ссылки и на каторги, вешать и расстреливать?.. Теперь идёт новое, народное право. Вы объявили этому новому грядущему праву войну не на живот, а на смерь. С гибелью своего бесчеловечного права погибнете и вы, питающиеся им. Как шакалы падалью…”. Командующий войсками гвардии и петербургского военного округа великий князь Николай Николаевич поспешил утвердить смертный приговор 26-летней Зинаиде Коноплянниковой. Приговор был приведён в исполнение 29 августа 1906 года в Шлиссельбургской крепости. Она шла весело на место казни. Спокойно сама надела петлю, затянула и оттолкнула скамейку. Голос секретаря, читавшего приговор, задрожал, руки затряслись. Один конвойный не выдержал и упал в обморок. Все эти сведения и цитаты взяты мной из уникальной книги “За свободу России”, изданной в 1920 году в Нью-Йорке на русском языке людьми, приветствовавшими в ней Октябрьскую революцию во главе с Лениным. (Редактор М.Я. Лавровский, издательство “Рассвет”). Эту драгоценную книгу мне посчастливилось купить в Нью-Йорке в букинистической лавке за ничтожную цену. Прогрессивная пресса была подвергнута репрессиям, редакторы были арестованы, тюрьмы и каторги переполнены. Собрания и союзы закрыты. Наступила жестокая реакция. Но, и мирный певец Собинов, и тем более революционеры верили в то, что революции неотвратимы, что они не дело рук кучек заговорщиков, а явления исторического процесса, который никому остановить не дано никакими жестокостями. А вот как прореагировал всё тот же Собинов на террор царского правительства в декабре 1905 года? Он продолжал петь в знаменитой миланской опере и из итальянских газет и русской газеты “Молва” узнал о событиях в Москве. Вот его слова из письма (№ 242) за 21 декабря 1905 года Е. Садовской: “До какой степени ужасно то, что творилось в Москве. Трудно допустить, чтобы в людях было так много жестокости, злобы, способности упиваться видом крови, страданий, мучений, смерти. Правительство распустило свои когти и показало свои противоестественные инстинкты. Это разрушение колоссальных домов артиллерийскими снарядами без всякой жалости к жителям – это что-то такое, с чем не мирится человеческая мысль. И как раз разрушаются те дома, которые были всегда в подозрении. Разрушаются, может быть, провокаторским способом. Я прочёл, что так, например, был расстрелян дом Романова, где я когда-то жил… Сила ужаса и горя становится яснее, когда гибель падает на людей знакомых, известных лично. Тогда это уже для нас не просто арифметические единицы, про которых потом пишут: убитых столько-то, раненых столько-то,– а страдающие люди, страдающие от безумной ненависти сатрапов. Неужели же кровь этих невинных жертв не падёт на головы истинных виновников этого исторического позора?! А наши попы, эти народные пастыри… Что они сделали для того, чтобы успокоить, утишить человеческую вражду? Наша церковь стала теперь кафедрой пропаганды убийства, а не Христовой любви. Проклятые палачи… Какого зверя надо воспитать в душе, чтобы спокойно хозяйничать, как среди диких зверей, с ордой пьяных казаков, этого позора ХХ столетия!.. Всех этих героев усмирения надо посадить по клеткам и показывать, как образцы яркого вырождения человечества… И ведь это было описание одного дня – 14 декабря. Что же было дальше! Дальше ведь всё было хуже. Ведь в Москву приехали победоносные преображенцы (Собинов ошибся: не преображенцы, а семёновцы. – К.К.) во главе с полковником Мином! Я этих ужасов однобокой управы и правосудия сильного н и к о г д а не забуду. Я клянусь всей своей жизнью”. Не успокаивается Собинов и в письме (№ 244) за 25 декабря Е. Садовской: “…Всё равно победа, одержанная правительством, такого сорта, что за неё долго придётся давать отчёт перед народной совестью (ну вот, а нынешние “демократы”, попы и замшелые монархисты кричат, что царя ни за что да ещё без суда расстреляли, причём с женой и детьми! А по его приказу каратели разве не убивали людей без суда, не стреляли ли в дома из артиллерийских орудий, убивая детей, женщин и стариков, не принимавших участия в восстании?! – К.К.). Я, конечно, не думаю, что у храбрых стратегов и политиков с холопской душой могут шевельнуться угрызения совести за пролитую кровь, но меня очень волнует вопрос, неужели эти бравые и озверелые солдатики с чистой совестью стояли вчера за всенощной перед рождеством?! Неужели полковые попы с такой же чистой совестью молились Христу за это дикое стадо убийц и сегодня утром спокойно станут совершать всякие таинства, а потом произнесут проповеди с похвалой за преданную службу?! Как это всё чудовищно, нелепо и постыдно! (Как это напоминает поведение нынешнего патриарха и его попов после расстрела Верховного Совета РФ 4 октября 1993 года! – К.К.). Ты пишешь, дружок, в одном из своих писем, что революционеры совершали жестокости. Если суд над некоторыми чересчур усердными слугами порядка можно считать жестоким самоуправством, то ты посчитай всё то море жестокого, бесчеловечного беззакония, которое совершено правительством за последние годы, за последние месяцы и за последние дни. Правительство одержало победу, это правда, но победу постыдную, которая всё равно не спасёт от кризиса, от краха. И это будет великий день отмщения. Я хотел бы его увидеть, хотел бы дожить до этого дня”. Вот позиция настоящего интеллигента, выраженная им ровно сто лет тому назад! Великий интеллигент Собинов видел разницу между массовой жестокостью неправедной власти эксплуататоров и справедливым насилием по отношению к ней со стороны восставших угнетённых трудящихся. Нынешние псевдоинтеллигенты, а на деле шуты и лицедеи, не хотят видеть этой разницы потому, что за деньги, за предоставление благ продались режиму современных тиранов, представляющих власть российской буржуазии. Но есть у нас и настоящая интеллигенция, свои Собиновы, Толстые, Горькие, Короленки по духу, которые остались верными трудовому народу. Константин Ковалев |
|
