Пролетарии всех стран, соединяйтесь !
ВЫШЕ, ВЫШЕ КРАСНЫЙ ФЛАГ! КЛАССОВЫЙ НЕ ДРЕМЛЕТ ВРАГ! - газета "Молния"
И ты снова доносишь до нас Слово тех, кто не предал свой класс! - газета "Молния"
Издаётся с 7 ноября 1990 г.
Газета "Трудовой России" № 10 (359) май 2006 г.

ВЕРНЫЙ ПАРТИЕЦ
(Фельетон)


ПАМЯТИ БОРИСА ГУНЬКО
4 мая в возрасте 72 лет ушел из жизни революционный поэт, коммунист Борис Михайлович ГУНЬКО.
Страстный, непримиримый борец за возрождение Советского Союза, он был и останется в нашей памяти олицетворением Советского Человека. “Молния” имела честь публиковать его стихи и статьи, начиная с первых своих номеров в 1990 году. К сожалению, раскол РКРП на Челябинском съезде 1995 года вырвал Бориса Михайловича из рядов наших постоянных авторов. Работа в газете, учрежденной за спиной партии с целью дезориентации сторонников Движения “Трудовая Россия”, заставила его пожертвовать даже своим детищем – газетой “Дубинушка”. И все же статьи и стихи Бориса Гунько вернулись на страницы “Молнии”. Буквально за день до своей кончины Борис Михайлович прислал нам для публикации по электронной почте материал, которому предшествовала короткая записка: “Уважаемый Виктор Иванович! Поскольку на сегодня среди руководителей компартий Вы остаетесь единственным последовательным критиком КПРФ, высылаю для “Молнии” сатирический фельетон “Верный партиец”. Борис Гунько. 3 мая 2006 г.”. Останься Борис Михайлович с нами, я, вероятно, впервые за всю историю нашего знакомства и сотрудничества отказал бы ему в публикации. Во-первых, я никогда не был сторонником огульной критики всей КПРФ и потому не считаю себя “единственным и последовательным”. Во-вторых, я сторонник персональной (с обязательным указанием имен, поступков, цитированием конкретных высказываний, статей, книг и т.д.), пусть жесткой, но товарищеской критики позиции руководства КПРФ. Я не успел сказать Борису Михайловичу о том, что правда искусства также не допускает смешения вымышленных имен, поступков с именами конкретных исторических лиц и партий. В противном случае мы, коммунисты, рискуем стать пародией на политических шулеров типа Радзинского и Сванидзе, отравляющих общественное сознание ядовитой смесью документального кино с собственными бредовыми домыслами.
Увы, даже по телефону я не успел сказать об этом внезапно ушедшему из жизни товарищу. Я подчиняюсь решению редколлегии “Молнии” опубликовать слово в слово последний фельетон Бориса Гунько.
В. АНПИЛОВ.
Попросили меня как-то заметку написать. В стенгазету. Сам секретарь парткома Протоколов Ерофей Митрофаныч вызвал и говорит:

— Давно я к тебе присматриваюсь, Мормышкин! Время, понимаешь, сейчас такое. Новое мышление! Перестройка! И люди соответствующие нужны. Читал Михаила Сергеевича? Человеческий фактор! Менталитет, понимаешь! Парадигму менять надо. Так вот, чую я — ты как раз и подходишь. И есть к тебе партийное поручение. Валяй, напиши заметку. Боевую, понимаешь, мобилизующую. Не все у нас еще ситуацию усекли. Убедить надо! Партия верной дорогой идет! Ну, что значит недостоен? Не скромничай! Главное начать. А начни сразу эдак по-энергичнее... Новый год на носу, Пленум приближается, к новому социализму, понимаешь, идем! Свяжи! Ну, к примеру, так: “Какой радостью наполняется сердце!” Схватил? А дальше само пойдет!

Ну, я тянуть не стал, пришел домой, сел, да сразу и начал. Какой, пишу, радостью наполняется сердце! А потом вдруг мысль пропала. Никак в толк взять не могу, какой же радостью оно наполняется? Сидел, сидел и никак не соображу. Нет мысли и всё тут! Ну, думаю, если мысли нет, буду стихи писать. Так все делают. И что вы думаете? Сначала название сочинил. Новогоднее, лирическое. “Елки”!
А потом слово за слово и пошло — поехало!

Приходит праздник новогодний
и ёлки, взгляд лаская мой,
в стране счастливой и свободной
на вахте стали трудовой!
И мне так хочется навеки
стать рядом с ними и стоять,
чтоб труд простого человека
своим стояньем отстоять!
Прав был Ерофей Митрофаныч! Только начал, как не то что пошло, а просто вскачь понесло. Так на одном дыхании и закончил:

Должны мы мир и счастье сами
своим трудом себе создать,
и весь рабочий люд за нами, 
туда, куда идем, послать.
На вахту станем боевую,
навстречу Пленуму пойдем!
В скрижали славы трудовую
Свою мы  славу накладем! 
Читаю и глазам не верю! Вроде и в самом деле получилось. Связал! Вдохновляюще, мобилизующе! Отнес стихи редактору. Жду — напечатают или нет? И вот через день прибегают ко мне сотрудники и кричат: “Беги скорее Мормышкин на первый этаж, там в газете твои стихи напечатаны!” Прибежал я, а там вокруг газеты уже толпища собралась. Увидели меня — поздравляют! Ну, ты, говорят, Мормышкин, даешь! Где же ты раньше был? Что же ты, сукин сын, талантище такое скрывал! Ведь ты же, братец, поэт! Поэтище! Евтушенко!
Смотрю — сам Протоколов подходит вместе с начальником отдела кадров Паскудниковым Иван Иванычем. Руку жмут, обнимают. У Иван Иваныча как раз на следующий день юбилей был, и в вестибюле по этому случаю огромный транспарант висел: “Шестьдесят лет Паскудникову!” Так вот, он мне и говорит: “Спасибо, товарищ Мормышкин! Настоящий подарок Вы нам сделали — и к Пленуму, и к Новому году, и, прямо Вам скажу, — мне ко дню рождения!” А Протоколов ему: “Я же тебе говорил! Наш человек! Верный партиец!” Потом мне: “Продвигать Вас будем, Мормышкин. Продвигать!”
И что вы думаете? Буквально через неделю вызывает меня Протоколов, проводит беседу, а еще через пару дней кооптирует в партком. Как меня все поздравляли! Один только завлаб Геноцидов от зависти окрысился и все рычал:” “Ну, погоди, коммуняка проклятый!” Возненавидел!
Честно говоря, я и вправду подумал, что пойду в гору. Да, не тут-то было! Сами знаете как все вдруг закружилось. Институт наш на глазах стал разваливаться. Въехал в него какой-то банк и стал науку выпихивать. Протоколов тогда на удивление всем из партии вышел и в этот банк вошёл. Паскудников и того хлеще — сам банкиром стал. А Геноцидов стал на митингах орать, а потом аж в депутаты прошел. Партию скоро разогнали, Советский Союз тоже, институт стал картошкой торговать да и прогорел вчистую. Я сначала работы по специальности не нашел, потом и не по специальности тоже, а потом, чтобы с голода не подохнуть стал “Московским комсомольцем” торговать.
Поначалу мне газета очень противной показалась, и я даже удивлялся, что ее так хорошо берут. Потом привыкать стал. А потом из-за этой самой газеты вот что получилось.
Стою я в подземном переходе, торгую, и вдруг меня кто-то плечу — хлоп! Ба! Протоколов! Да какой респектабельный стал! Сразу обнял меня и говорит: “Молодец, Мормышкин! Верно я понял тогда, что ты наш человек!”

— Наш? Так Вы же...

— Наш, наш! Ты просто не в курсе. Я, как и ты — партиец, только та партия, понимаешь, не совсем та была. Сначала репрессии, потом страну развалила. Догматики, понимаешь, а надо творчески подходить. Нельзя же ладить одно и то же: марксизм, понимаешь, пролетариат, революция. Читал Геннадия Андреевича? Россия исчерпала лимит на революции. Эх, все сразу не объяснишь. А ты, кстати, стихи-то пишешь? Нет!? Ну, это никуда не годится! С твоим-то талантищем! Слушай, я тебе на днях позвоню, встретимся. И будешь писать. А мы тебя продвигать будем!”

Так вот прихожу я вскоре к Протоколову, а меня там еще и Паскудников с Геноцидовым ждут! Часа три беседовали. Есть, говорят, теперь такая партия — КПРФ, которая, понимаешь, коммунистическая вот именно потому, что совсем и не коммунистическая...Отрицание отрицания, понимаешь!
Я сначала никак врубиться не мог. Но они свое: время, мол, теперь другое, наоборотное, а потому и все теперь наоборот понимать надо. Теперь, говорят, главное — оппортунизм! Ты же, говорят, партиец, менталитет у тебя наш, должен диалектически мыслить. Почитай, говорят, программу и напиши-ка нам Гимн! Энергичный, боевой, мобилизующий! На мотивчик какой-нибудь известной песни. А мы, говорят, тебя продвигать будем. Ну, я и согласился.
Читал, перечитывал программу, и где-то после двадцатого раза стала она в мозгах укладываться. Еще почитал, глядь, и мотивчик сам напросился. Помните? “Артиллеристы, Сталин дал приказ!” Еще чуть покумекал и разом весь текст так из меня и выскочил.

ГИМН КПРФ Горит в сердцах у нас презрение к марксизму. В гробу видали мы трудящихся права. Весь этот старый хлам и все социализмы изгадим поскорей и пустим на дрова! Припев: Оппортунисты, Ельцин дал приказ! Оппортунисты, зовет Зюганов вас! Чтоб лились слезы матерей, объединяйтесь поскорей! Науку Ленина долой! Долой! Долой марксизм! Равненье на буржуев! Разъединяйтесь пролетарии всех стран! Программа наша — ложь! Мы эту ложь раздуем и пустим на страну как бомбу, как таран! Припев: Оппортунисты... Народ — дерьмо. Его мы презираем. Его заставим мы и сеять и пахать, чтоб снова задарма жирел партийный барин, чтоб снова расцвела повсюду наша рать. Припев: Оппортунисты...
Написал, привез Протоколову. Прочел Ерофей Митрофанович и аж слезы радости у него на глазах выступили. Молодец, говорит, Мормышкин! Верный ты наш партиец! Все как есть правильно понял. Партия верной дорогой идет! И написал очень искренне, святая ты душа! Только, понимаешь, чуть-чуть рановата такая откровенность. Но где-то сразу после взятия власти в самый раз будет. Открытым государственным гимном сделаем прежний, на стихи Михалкова, а уж закрытым партийным — непременно на твои! Сегодня же Гене доложу. Так что жди, брат, продвижения!
Потом Паскудников звонил, поздравлял. Потом Геноцидов. Прости, говорит, что тогда тебя сразу не понял. Геннадий Андреевич, говорит, в восторге. С Купцовым и Беловым каждый день твой гимн по утрам тихонечко поют. В партбилетах у сердца носят. Так что жди продвижения.
Жду, дорогие товарищи, жду! И такой, понимаешь, радостью наполняется сердце!
Копирование материалов разрешается только с ссылкой на источник (www.trudoros.narod.ru)

Hosted by uCoz