Пушкин, Солженицын и интеллигенция

   В июне 1999 г. в «демократической» России пышно, с помпой отмечали 200-летие со дня рождения А.С. Пушкина. На дифирамбы его таланту не скупилась как «демократическая», так и «патриотическая» интеллигенция. Не остался в стороне от славословия поэта и «всенародно» избранный президент Б.Н. Ельцин, с умилением рассказывавший «россиянам», что и он не может жить без Пушкина, читает и перечитывает его заново. И здесь нет, вроде бы, ничего особенного: Пушкин - гениальный поэт, и не восхищаться им, не чтить его талант - невозможно. Но вот был такой поэт - В.В. Маяковский. Он отнюдь не обсевок на поле мировой литературы, он поэт гениальный. «Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», - такую оценку дал ему в своё время И.В. Сталин [1]. Это было сказано где-то в середине 30-х годов прошлого века. Мы сейчас живём в XXI столетии, и у нас¬ есть возможность оценить Маяковского не только как поэта советской эпохи, но и как поэта XX века.

   Г.В. Плеханов совершенно правильно заметил: «... можно с уверенностью сказать, что всякий сколько-нибудь значительный художественный талант в очень большой степени увеличит свою силу, если проникнется великими освободительными идеями нашего времени. Нужно только, чтобы эти идеи вошли в его плоть и кровь, чтобы он выражал их именно как художник». [2] Никто из поэтов так глубоко не проникся этими «великими освободительными идеями», как Маяковский. Они вошли в его плоть и кровь, стали основным источником творческого вдохновения, открыли простор для проявления его могучего таланта. Именно поэтому не было ему равных по способности ярким, красочным, живым художественным языком показывать ничтожество, убогость, античеловечность уже исторически мёртвого капитализма и величие, истинный гуманизм социализма; невиданный пафос созидания нового общества. Он был великим певцом пролетарской революции и атакующего класса. И у нас поэтому более чем достаточно оснований сказать: Маяковский - лучший, талантливейший, гениальнейший поэт XX века. 19 июля 1993 г. исполнилось 100 лет со дня его рождения. Были ли у нас какие-либо торжества по этому поводу? Не было никаких торжеств, никто об этом юбилее даже и не вспомнил.

   Был у нас и такой поэт - М.В. Исаковский. Это гениальный русский советский лирик. Такой глубокой, тонкой, сердечной, задушевной, проникновенной лирики, какую он создал, до него не было в мировой поэзии. Не случайно многие его стихотворения, положенные на музыку, стали популярными народными песнями; они поются во всём мире. Это, например, «Катюша», «И кто его знает», «В прифронтовом лесу», «Огонёк», «Ой, туманы мои...», «Враги сожгли родную хату», «Снова замерло всё до рассвета», «Летят перелётные птицы» и др. 19 января 2000 г. исполнилось 100 лет со дня рождения М.В. Исаковского, но ни одного тёплого словечка не было сказано об этом гениальном поэте.

   Такое единодушие «демократической» и «патриотической» интеллигенции может показаться чем-то непонятным. О «демократах» говорить нечего: им сам бог велел презирать, поносить и охаивать всё советское. Но «патриоты»-то находятся по отношению к ним, так сказать, в оппозиции: они честят их на все корки, обвиняют их в том, что они развалили великую державу, погубили великую культуру, искусство. Более того, «патриоты» на свой манер возвеличивают И.В. Сталина, называют его великим государственником, державником, поборником государственного патриотизма. «Патриотическая» интеллигенция, казалось бы, должна была воздать должное этим выдающимся представителям великого искусства, но она, как и «демократическая» интеллигенция, воздержалась. Всё это кажется странным. Впрочем, очень даже возможно, что читатель здесь добавит, что не только странным, но и невероятным: ведь выходит, что у интеллигенции нет вообще эстетического вкуса, ибо при его наличии как можно не видеть красоту поэзии? Но разве не нелепость - предполагать отсутствие эстетического вкуса у интеллигенции? Конечно, нелепость. Но тут вот какое дело: и при наличии эстетического вкуса люди очень часто ошибаются в оценке произведений искусства. Вряд ли кто, например, станет отрицать, что Л.Н. Толстой им обладал, однако он порой не замечал красоту поэзии. Он, к примеру, отозвался о Н.А. Некрасове как о «совершенно лишённом поэтического дара» поэте [3].Такая оценка ошибочна и несправедлива: не все произведения Некрасова, конечно, безупречны в художественном отношении, но в целом его поэзия - одна из жемчужин не только отечественной, но и мировой литературы. Почему же гениальный писатель ошибся в оценке поэзии Некрасова? Плеханов объяснил это тем, что «ему вообще совершенно чуждо всё настроение некрасовской лиры». [4] Само по себе наличие эстетического вкуса, стало быть, ещё не обусловливает возможность правильного понимания произведений искусства, гут ещё много зависит от свойственного этим произведениям «настроения», т.е. от выражаемых этими произведениями идей, мыслей, чувств. И если к ним человек холоден, равнодушен, враждебен, то в произведении искусства, как бы оно ни было совершенно, он не обнаружит ничего прекрасного. Но отчего зависит расположение или нерасположение человека к выражаемым произведениями искусства идеям, мыслям и чувствам, их приятие или неприятие? От его психологии. Она представляет собой своего рода духовный светофильтр, окрашивающий одни явления действительности в яркие, привлекательные цвета, другие - в мрачные, серые, отталкивающие. Сознание человека, естественно, привлекают явления первого порядка, которые вызывают в нём положительное отношение. А всё то, что окрашено в отталкивающие цвета, не воспринимается сознанием и порождает резко отрицательное отношение. Безусловно, каждый человек в той или иной степени наделяется природой способностью воспринимать прекрасное, но само понятие прекрасного обусловливается психологией человека, которая определяется условиями его материальной жизни, его общественным бытием. Возьмём такой пример. Перед благоухающей, роскошно цветущей розой останавливаются рабочий и «новый русский». Они восхищаются этим чудом природы и испытывают величайшее наслаждение, любуясь им. Но вот им довелось побывать на художественной выставке, где, в частности, экспонировалась скульптура И.Д. Шадра «Булыжник - оружие пролетариата». Они оба посмотрели её, но на этот раз у них возникли прямо противоположные чувства: рабочий наслаждался, глядя на неё, а у «нового русского» эта скульптура вызвала презрительную усмешку и недоумение: каким образом это безобразие оказалось на выставке произведений искусства? Почему же люди, как мы видели, наделённые природой способностью понимать прекрасное, совершенно по-разному восприняли это произведение искусства? Только потому, что у них разная психология. Рабочий не мог не любоваться этой фигурой: она выражает бесстрашие и готовность к самоотверженной борьбе, неукротимую волю к победе, которой желает и сам рабочий; созерцание скульптуры заражает его пафосом борьбы, оптимизмом, вселяет в него уверенность в неизбежность торжества дела его класса, т.е. в неизбежность гибели ненавистного ему строя. Скульптура поэтому не может не казаться рабочему прекрасным созданием искусства, не может не вызывать у него огромного эстетического наслаждения.

   У «нового русского», напротив, при виде её возникает крайне неприятное впечатление. Исходящая от неё сила, решимость к беспощадной - не на живот, а на смерть - борьбе заставляет его подумать о непрочности его положения, о неизбежности борьбы за сохранение своего существования. Царство частной собственности он, естественно, считает единственно разумным общественным устройством, вершиной социально-экономического прогресса. Покушаться на такой строй, по его мнению, можно лишь по причине невежества, необразованности и т.д. Эта скульптура поэтому кажется ему олицетворением грубости, произвола, варварства, и потому она доставляет ему не наслаждение, а вызывает отвращение.

   Но если невозможен одинаковый взгляд на произведения искусства, то, стало быть, и невозможна их правильная, т.е. объективная оценка? Нет, такая оценка вполне возможна, для этого достаточно определить, насколько форма произведения искусства соответствует его идее. Обратимся к той же скульптуре Шадра. Её идея - показать решимость пролетариата до конца бороться за своё освобождение. Сумел ли скульптор её раскрыть, показать в конкретном образе рабочего? Нам кажется, что вполне. Причём скульптура выражает не только решимость рабочего класса невзирая ни на что идти к победе, но и способность к этому: мускулистая фигура рабочего, выламывающего булыжник, символизирует неодолимую силу пролетариата. Эта фигура прекрасна, и ею нельзя не любоваться. У «нового русского» она вызвала отвращение, как мы сказали, только потому, что он смотрел на неё сквозь призму своей психологии. Но эта психология - не только его личная психология, а психология класса, к которому он принадлежит. Здесь мы подошли к очень важному и существенному вопросу о том, какое состояние психологии, вернее, психология какого класса обусловливает возможность правильной, объективной оценки произведений искусства. Такая психология может быть только у класса, который заинтересован в познании истины, в познании законов исторического, общественного развития, в научном понимании действительности и, стало быть, в верном, правдивом её отображении. У буржуазии нет никакой потребности в овладении научным мировоззрением. Когда она была революционным классом, её идеологи боролись с религиозным мракобесием, стремились найти ключ к правильному пониманию действительности; немало сделали для становления научной эстетики. Но, достигнув господства, - а это дела давно минувших дней, - буржуазия превратилась из революционного класса в контрреволюционный; и с тех пор все её помыслы и силы сосредоточены на том, чтобы выдать за истину ложь - миф о якобы вечности, священности, неуничтожимости частной собственности, о невозможности никакого другого общественного устройства, кроме буржуазного, ибо только с помощью насилия, лжи и обмана она может сохранять своё существование. Утешая себя эти мифом, она вместе с тем чувствует шаткость своего положения и испытывает страх от приближения неминуемой развязки. Ослеплённая классовым эгоизмом и страхом от надвигающейся катастрофы, буржуазия не в состоянии вообще понять суть происходящих в обществе явлений, в том числе не способна дать верную оценку произведениям искусства. Она оценивает их с сугубо утилитарной точки зрения, т.е. ей кажется прекрасным всё то, что прославляет ценности буржуазной демократии, прелести дорогого ей образа жизни. А всё то, что напоминает ей о близости конца этого земного для неё рая, она не может не считать гадким, отвратительным. В пору своей революционной молодости, когда она завоёвывала политическое господство, буржуазия провозглашала естественным и разумным право борьбы против произвола и деспотизма. Вот что, например, писал один из её идеологов, Д. Локк: «Если кто-либо применяет силу без права, - как это делает в обществе каждый, кто поступает беззаконно, - то он ставит себя в состояние войны с теми, против кого он её так применяет; а в таком состоянии все прежние узы разрываются, все другие права недействительны и каждый имеет право защищать себя и сопротивляться агрессору» [5]. Теперь же она естественным и разумным признаёт только своё право - право эксплуатировать и грабить народы, трудящиеся массы; борьбу же народов и трудящихся против грабежа, эксплуатации и разбоя она квалифицирует как экстремизм и терроризм. И сегодня «разжигание» классовой вражды, т.е. разъяснение рабочим непримиримости их интересов и интересов их поработителей, призывы к уничтожению современного наёмного рабства - считается в «демократических» государствах антиобщественным, противозаконным явлением. И вполне естественно, что произведения искусства, выражающие пафос борьбы, стремление угнетённых и порабощенных разбить оковы наёмного рабства, не могут восхищать буржуазию; поэтому как бы они ни были совершенны, великолепны и изящны, она не может не воспринимать их как безобразные творения.

   Единственный класс, который не может обойтись без научного мировоззрения, - это рабочий класс. В отличие от буржуазии он не может бояться будущего - оно станет принадлежать ему; в отличие от буржуазии он не может бояться борьбы - только в борьбе он обретёт свободу. Но чтобы одержать победу, ему нужна истина, нужна правда во всём, нужно научное мировоззрение. И это мировоззрение есть у рабочего класса, оно называется диалектическим материализмом. Он был открыт К. Марксом и развит Ф. Энгельсом, В.И. Лениным и И.В. Сталиным. Применение диалектического материализма к изучению развития истории, общества есть исторический материализм. Материалистическое мировоззрение - единственно научное мировоззрение. Оно не только позволяет с научной достоверностью оценить то или иное произведение искусства (мы только об искусстве сейчас говорим), но и даёт возможность выяснить, почему оно было создано.

   Идеологи рабочего класса, конечно же, не лишены классовых симпатий и антипатий, но они не довлеют над ними, не берут над ними верх, не мешают им именно с научной беспристрастностью оценивать произведения искусства. И если представители буржуазии объявляют классово чуждое им искусство несостоятельным только потому, что оно им неприятно, не нравится, то представители рабочего класса рассматривают всякое произведение искусства, независимо от классового характера, с точки зрения науки, т.е. исторического материализма. И оценка того или иного произведения даётся только на основе такого научного анализа. Пролетарские теоретики эстетики поэтому не умалчивают о достоинствах даже тех произведений, авторы которых не на стороне рабочего класса, отдают должное этим авторам. Например, И.А. Бунин явно не сочувствовал борьбе российского пролетариата за уничтожение самодержавия и буржуазии, враждебно встретил Великую Октябрьскую социалистическую революцию, но вот как отзывался о его таланте великий пролетарский писатель A.M. Горький: «Бунин - очень хороший стилист. У него все рассказы написаны так, как будто он делает рисунки пером». [6] Выдающийся марксистский критик В.В. Воровский назвал его «утончённым поэтом» [7]. Он так оценил его талант: «О Бунине вообще, о его творчестве, о значении и роли этого творчества можно быть разного мнения, но едва ли кто-либо станет отрицать, что это - даровитый художник, обладающий тонким чутьём». [8]

   Буржуазия, поскольку она не может возвыситься до такой беспристрастности, объективности, или развенчивает, дискредитирует ненавистное ей искусство, или, если появляется такая возможность, «запрещает» его. Именно так, в частности, и поступила новоиспечённая российская буржуазия. Сейчас в школах и других учебных заведениях не изучают советских классиков, т.е. фактически «демократы» их «упразднили» как классиков; вместо них изучают писателей, описывавших и описывающих «ужасы» «сталинщины», советского «тоталитаризма», т.е. классиками полагается теперь считать этих писателей.

   Читателю может показаться, что мы отклонились от темы нашего разговора: начали говорить об эстетических пристрастиях интеллигенции, а повернули к вопросу об «упразднении» советских классиков, к чему вроде бы интеллигенция никакого отношения не имеет, поскольку так, очевидно, распорядилась власть. Конечно, она так распорядилась, но, во-первых, власть осуществляется не кем-нибудь, а именно представителями интеллигенции, и если они повелели советскую классику «сдать» в архив, а в качестве «классиков» изучать Солженицына, Искандера, Ахматову, Приставкина и т.п. «корифеев», то можно ли предположить, что они сделали это не по своему убеждению в том, что эти «корифеи» и есть настоящие классики? Очевидно, нельзя, ибо если бы не было такого убеждения, то и не возникло бы мысли об «упразднении» советской классики. Во-вторых, можно ли предположить, что представители интеллигенции, знакомя школьников и студентов с творчеством этих «корифеев», делают это по принуждению, а не по убеждению? Наверное, исключения здесь есть, но в целом основания для такого предположения вряд ли имеются. Для доказательства этого сошлёмся на такого «классика», как А.И. Солженицын. Он и поныне пребывает в звании корифея мировой литературы, титулом которого его увенчала именно интеллигенция, и, причём, не только наша: этот «классик» удостоен звания командора французского ордена искусств и литературы. До сих пор мы не слышали, чтобы кто-то из критиков как «демократического», так и «патриотического» образа мыслей усомнился, по Сеньке ли такая шапка; наоборот, его в официальном порядке возвели в ранг классика, учредив литературную премию им. А.И. Солженицына. Между тем он к собственно литературе совершенно никакого отношения не имеет, все его произведения не представляют никакой художественной ценности. Каждая страница его опусов сочится зловонной грязью лжи и клеветы против Советской власти, большевизма и его вождей В.И. Ленина и И.В. Сталина; всё это - антисоветская фальшивка в примитивном литературном исполнении. Для подтверждения этого нет надобности обращаться ко всему творчеству «корифея»: во-первых, это заняло бы у нас много времени и места, во-вторых, донельзя бы утомило читателя, что никак не входит в наши намерения. Для этого нам вполне хватит повести «Один день Ивана Денисовича», с которой началась «литературная» слава «корифея».

   «Один день Ивана Денисовича» шибко понравился пионеру борьбы с «культом личности» И.В. Сталина, «творцу» первой оттепели Н.С. Хрущёву - и повесть была выдвинута на соискание Ленинской премии. По чистой случайности солженицынское творение её не удостоили, что нисколько не повредило репутации автора в глазах интеллигенции, которая продолжает считать повесть шедевром, эпохальным событием в мировой литературе. Но ничего художественного в это «шедевре» и в помине нет, он есть не что иное, как пособие по уголовному жаргону. Вот какой изящностью языка блистает восхищающая интеллигенцию эта, с позволения сказать, повесть: «в санчасть косануть», «буркотел», «наскорях», «засавывает», «рубезки», «он ему и дых по морозу не погонит», «вкалывай, падло», «ведь это что за стерва, гад, падаль, паскуда, загребанец?», «лезо», «хуб хрен, не разбираются черти», «кесь» и т.д. и т.п. [9] В россыпи словесных изумрудов встречается и нецензурщина. [10]

   По языковому богатству, по виртуозности слога «Один день Ивана Денисовича» ничем не отличается от заполонившего сейчас книжный рынок криминального чтива [11]. Эта макулатура, однако, претит рафинированному вкусу интеллигенции. Всё дело здесь в разности содержания: если в уголовных «бестселлерах» повествуется о жизни и быте преступного мира, то солженицынский «шедевр» «знакомит» читателя с «тиранией» «тоталитарного» режима.

   Когда у одного героя Сергеева-Ценского спросили, для чего живёт человек, гот ответил: «Полагаю так, что как бы ему хорошо поесть, да вот ещё как бы, конечно, получше ему одеться, - вот для этого он, человек, и живёт». Таков смысл жизни и у главного героя знаменитой повести. Но если для героя Сергеева-Ценского это лишь идеал, поскольку никогда вволю не наедавшийся и, кроме зипуна и лаптей ничего изысканнее не носивший, крестьянин-бедняк лишь мечтает, что было бы здорово «хорошо поесть» и «получше... одеться», то для Ивана Денисовича эта философия жизни является непосредственным руководством к действию: у него одна «пламенная страсть» - как можно плотнее набить желудок и как можно меньше работать; ни о чём другом он не думает и ничего другого не желает.

   И. Комаров

   Продолжение следует

   [1] См.: Малая Советская Энциклопедия. Государственное издательство «Малая энциклопедия», Москва, ОГИЗ, РСФСР, 1937, т. 6, с. 744

   [2] Г.В. Плеханов. Избранн. философ. произв…, т. V, с. 744-745

   [3] См.: Г.В. Плеханов. «История в слове», «Современник», Москва, 1988, с. 184

   [4] См.: там же. с. 185

   [5] Д. Локк. Соч. в 3-х томах. Академия наук СССР, «Мысль», Москва, 1988, т. 3, с. 396

   [6] М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1953 г., т. 26, с. 68

   [7] См. В.В. Боровский. Литературно-критические статьи, Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1956, с. 324

   [8] Там же

   [9] См. А.И. Солженицын. «Один день Ивана Денисовича», роман-газета, Государственное издательство художественной литературы, № 1. 1963 г.

   [10] В этом смысле Солженицын предвосхитил бывшего министра культуры «демократической» России M. Швыдкого, который наверняка обессмертит себя тезисом о том, что без мата нет настоящей литературы, ибо он придаёт ей особый колорит.

   [11] У Солженицына есть законное право считаться родоначальником этой «литературы» в нашем Отечестве.