После Уго Чавеса

   Трагическая смерть президента Чавеса стала мировой новостью неслучайно. Не так уж часто миллионы людей заполняют улицы и площади, чтобы проститься с национальным лидером. Людей невозможно обмануть, заставить из под палки (хотя и такое мы наблюдали), Венесуэла цивилизованное правовое государство. Да, совсем небогатое, но свободное. И если бы народно-демократическое правительство Чавеса не сделало реальные шаги для улучшения жизни людей, никто бы не пел под палящим солнцем гимны в честь умершего президента и не нес его портреты. Выдающийся политик Чавес вошел в историю, в пантеон борцов за свободу и правду наряду со Спартаком и Боливаром, Лениным и Тельманом, Че Геварой и Марти. Наши политики приуныли, столь жаждая славы земной, но при этом не жертвуя свои силы и здоровье на благо людей. Примером тому странные похороны нашего недавнего «гаранта» - прощание без людей, без народа.

   Прощание с Чавесом показало, как велик спрос в современном мире на смелость в делах и независимость в суждениях, народную смекалку и жажду справедливости. Всего этого было в избытке у Чавеса. Ему отдали последний долг не только его друзья и единомышленники, но и прибывшие почетные гости из стран явно не дружественных. На время приутихла и внутренняя оппозиция, понимая, что на народной трагедии такого масштаба политические пенки снять не получится. Главный оппонент Чавеса, набравший на выборах двенадцатого года почти сорок пять процентов голосов, потомок российских евреев Энрике Каприлес Радонски, также хранит пока гордое молчание. Но это короткое затишье перед предстоящей политической бурей, сорокалетний ставленник международных монополий даст жестокий бой преемнику Чавеса бывшему водителю Николасу Мадуро. Образованный и богатый, к тому же неплохой демагог, Радонски не без основания рассчитывает на реванш в предстоящей президентской гонке.

   Мадуро мы увидели на похоронах. Над гробом умершего вождя он произнес длинную речь. Он начал ее как-то вяло и тяжело, казалось, что простой рабочий, сделавший карьеру в революционном правительстве, но всегда остававшийся в тени Чавеса с трудом подбирает слова в своей первой самостоятельной публичной речи-программе. Слишком свежа утрата и тяжело горе, Мадуро, вспоминая своего президента, словно устанавливал тяжелые камни в постамент посмертного памятника Чавесу.

   Но постепенно волнение и боль отступили и из уст Мадуро я услышал слова, которые давным-давно не приходилось слушать. Долг и труд, честность и подвижничество, свобода и братство, мужество и народовластие. Николас говорил о страшном и беспросветном прошлом своей страны, ее тяжелом и тревожном настоящем. Говорил прямо и открыто, не произнося красивых аллегорий, туманящих смысл. Мне показалось, что так просто и честно со своим народом мог говорить Ленин. О будущем своей страны Мадуро говорил с непоколебимой уверенностью, это не воздушные замки, которые из года в год обещают выстроить в России, да так все и не построят. Мы до сих пор ведь так и не поняли, что за общество строят у нас, какова его основная идея, какова конечная цель…

   Для Мадуро цель предельно ясна – независимость и социализм. Не независимость международного полицая с пачкой денег и дубинкой. Независимость любой страны и любой нации, построенная на братстве и взаимоуважении. Это народное счастье, заключающееся в улучшении жизни не кучки избранных, а всего народа. Так начинал Чавес – с банальных похлебки и лепешки для нищих, затем простые венусуэльцы стали перебираться из лачуг в новые кварталы многоэтажек в Каракасе. Революция в Венесуэле не покоится на славословии и популизме, это ежедневное стремление к лучшей жизни, заметное любому креолу-рабочему или индейцу-крестьянину. Для Мадуро и его единомышленников нет иного строя, кроме социалистического, при котором можно добиться столь высоких целей. Приходится смириться с тем, что мы, бывшие еще недавно первыми в социальной практике, уступили латиноамериканцам. Они примеряют еще разные социалистические модели – советскую, китайскую, кубинскую, примеряют их на собственный опыт христианского социализма, боливарианизма и национально-освободительного движения. Но базовые идеи народовластия, равенства и уважения к человеку труда неизменны.

   Очень хочется верить, что Мадуро и его братья, как он сам их называет, не выронят из своих рук знамя венесуэльской революции и прогресса.

   Константин Ерофеев