Слово о первомартовцах

   Сто сорок лет назад в мартовско-апрельские дни произошли оставившие столь глубокую память события – казнь народовольцами императора Александра II, суд над самими первомартовцами и расправа над ними. И в эти дни всё также падает с деревьев и крыш капель, оплакивая мучеников за освобождение народа. У меня, как и много лет назад, в школьные годы, сжимается сердце, когда вспоминаю 1 марта 1881 года.

   В последние десятилетия имена первомартовцев преданы забвению. А если их и вспоминают, то неизменно как террористов, покусившихся-де на священную особу очередного помазанника из романовской семейки.

   Хорошо бы быть последовательными и вспомнить Екатерину, отдавшую в руки убийц своего законного мужа и императора Петра III. Террористкой ее не повеличали, наоборот, назвали Великой. Тот же Александр, с ведома которого готовилось и было осуществлено убийство Павла I, тоже вошел в историю не как отцеубийца-террорист, а как Благословенный. Хотя понятно, это же голубая кровь, что там какие-то нищие народовольцы.

   Сами народовольцы отнюдь не были оголтелыми сторонниками террора. Наоборот, Николай Кибальчич, вспоминая хождение в народ, утверждал, что русское демократическое движение изначально носило характер мирный. Во главу угла ставилось просветительство, социальные проекты. Однако власть царя-«либерала» ответила на создание изб-читален и студенческих артелей «системой беспощадного преследования пропагандистов», «воздвигнув против партии целый ряд непрерывных преследований», что привело к гибели тысяч борцов за свободу, «сосланных и засаженных в тюрьмы». Невозможность легального протеста в казарменно-полицейской романовской империи неизбежно привело к радикализации настроений и вооруженной борьбе против тирании.

   Террор множил страдания, но не приводил к радикальному изменению ситуации в стране. Именно это поняли Ленин и большевики, на II съезде РСДРП Владимиром Ильичем была подготовлена резолюция: «Съезд решительно отвергает террор, т.е. систему единичных политических убийств, как способ политической борьбы». Только диктатура революционного народа, а не действия одиночек, могла привести к уничтожению ненавистного самодержавия. Ленин, восхищаясь героизму и самопожертвованию первомартовцев, дает жесткую оценку всему их делу: «Они проявили величайшее самопожертвование и своим героическим террористическим методом борьбы вызвали удивление всего мира. Несомненно, эти жертвы пали не напрасно, несомненно, они способствовали - прямо или косвенно - последующему революционному воспитанию русского народа. Но своей непосредственной цели, пробуждения народной революции, они не достигли и не могли достигнуть». Хотя бы потому, что за дело взялась лишь чрезвычайно узкая группа революционно настроенных интеллигентов и «примыкавших иногда к ним рабочих», рассчитывавшая на поддержку мифических в 70-80-е гг. «коммунистических инстинктов мужика». А на практике было лишь цареубийство, участники которого наивно полагали, что «народ готов для социализма и что простым захватом власти можно будет совершить не политическую только, а и социальную революцию».

   Второй способ дискредитации первомартовцев проявился теперь в ханжеском перерывании постелей и поиске грязного белья. Мол, были народовольцы такими и сякими, да и что с них возьмешь – безбожники. Первомартовцы были разными. Аристократка по происхождению Софья Перовская, дочь столичного губернатора, порвавшая со своей средой во имя служения народу. Причем служения в прямом смысле слова – она работала санитаркой в симферопольской больнице, ухаживая за тяжелобольными. Андрей Желябов, сын крепостного крестьянина, прошедший путь от студенческого лидера до революционера-террориста. О роде своей деятельности он говорил: «Служил я делу освобождения народа. Это моё единственное занятие, которому я много лет служу всем своим существом». Сын священника Николай Кибальчич, талантливый изобретатель, автор оригинального проекта пилотируемого космического аппарата. Сын польского дворянина Игнатий Гриневицкий, бросивший бомбу под ноги себе и царю. О них вспоминают как о людях предельно честных и чистых.

   Другое дело, искусственное возвеличивание казненного самодержца. Еще бы, царь-освободитель, царь-либерал. В честь него теперь чеканят награды. Как метко шутят в народе: освободитель крестьян от земли, а России от Аляски. Очередной псевдореформатор, вроде Горбачева. Перестройку второго сравнивали с самолетом, который куда-то взлетел, а где ему предстоит сесть никому неведомо. Так и реформы Александра II, непродуманные и половинчатые, можно было бы сравнить с самолетом. Здесь стоит вспомнить Александра Можайского, гениального изобретателя самолета, годами тщетно добивавшегося скромных средств на строительство своего аппарата у правительства «царя-освободителя». В результате построил он самолет на свои деньги и после смерти «реформатора».

   За что бы ни брался «освободитель», все обращалось в какую-то насмешку над самой задумкой. Судебная реформа выродилась в традиционную для царизма дворянско-бюрократическую расправу (хотя картинка красивая: судьи и прокуроры в позлащенных мундирах, адвокаты в черных фраках). Т.н. «конституционная реформа», как считали многие, могла привести к реформе престолонаследия, но не реформе народной жизни. Победа в русско-турецкой войне окончилась крахом дипломатических усилий по новому мироустройству. Национальные окраины волновались, рабочие проводили первые забастовки и стачки, бунтовали крестьяне. Видимо, злая ирония заключалась в том, что цареубийцы представляли собой весь срез российского общества, ненавидевшего этого экспериментатора над страной – от аристократа до крестьянина, от русского студента до польского шляхтича. Примечательно, что ярый монархист К.Победоносцев называл царские реформы преступными.

   Сейчас стараются не вспоминать, что современники не смели назвать трехдневное закрытое судилище собственно судом, что перед смертью первомартовцев пытали, стараясь их унизить и сломить. Что лучшие умы и сердца России – Лев Толстой, Владимир Соловьев и многие другие – требовали у нового царя смягчения участи приговоренным к смерти. Что палачи потешались над осужденными, затягивая им петлю под подбородком, усугубляя и продлевая мучения. Что присутствовавшие на месте казни иностранные корреспонденты называли расправу отвратительной живодерней.

   Трагической была судьба ярких и честных людей, бросивших вызов средневековому самодержавию в первый день весны 1881 года. Но их жертва не была бесплодной и напрасной.

   Константин Ерофеев

   Ленинград