Диалектика революционно-контрреволюционного процесса

   При изучении истории великих революций (английской, французской, русской, китайской) обычно принято говорить о том, как контрреволюция борется с революцией и, в конечном итоге, приходит ей на смену. Из этого может сложиться мнение, что революция и контрреволюция – два совершенно различных, враждебных друг другу и находящихся в отношениях антагонизма процесса.

   Необходимо немного прояснить путаницу в этом вопросе. Да, существует процесс, абсолютно враждебный по отношению к революции и полностью антагонистичный ему. Но называется он реакцией. А реакция и контрреволюция – явления сущностно различные. Между тем, даже многие выдающиеся исторические деятели не замечали здесь разницы. Например, Нестор Иванович Махно в своих статьях, опубликованных в эмиграции, постоянно называет «контрреволюционерами» помещиков, капиталистов, монархистов и т.д. Хотя совершенно очевидно, что правильно было бы называть их «реакционерами». Реакция – это силы старого мира, противящиеся всему новому, что несет с собой каждая революция. Если «акция» - это шаг вперед в поступательном движении прогресса, то «ре-акция» - это, соответственно, шаг назад, движение вспять. Целью реакции является уничтожение революции во всех ее проявлениях и утверждение незыблемости старого порядка. Таким образом, реакция – это внешняя по отношению к революции сила. Хотя в масштабе общества в целом революция и реакция являют собой новое, находящееся в единстве и борьбе, но внешними они являются в том смысле, что представлены совершенно различными, соприкасающимися друг с другом только в борьбе персоналиями, организациями, группами, классами и т.д.

   В отличие от реакции, контрреволюция находится с революцией в диалектическом единстве в рамках одного процесса. Обе, в особенности на первоначальном этапе, представлены одними и теми же личностями, группами и организациями. Если бы эта особенность не вызывала такого полнейшего непонимания, то можно было бы говорить о существовании единого «революционно-контрреволюционного процесса», а не о каких-то обособленных друг от друга «революциях» и «контрреволюциях». Контрреволюция возникает из сил самой революции в рамках раздвоения единого. Внутри революционных сил выделяется группа, стремящаяся поставить завоевания революции себе на службу. Процесс выделения такой группы связан с теми объективными трудностями, которые революция встречает на пути своего продвижения. Целью любой социальной революции является уничтожение отношений господства и подчинения, угнетения и эксплуатации. Лозунг «Свобода, равенство, братство» являлся неизменным лозунгом любой социальной революции на каждом этапе становления человеческого общества, начиная с рабовладения. Чем большее давление на революционный процесс оказывают консервативные, т.е. реакционные силы общества, тем большая деформация происходит внутри самого революционного субъекта.

   Общее у реакции с контрреволюцией, прежде всего, то, что оба эти явления направлены на сохранение в обществе господства одних и угнетения других. Различие кроется не в содержании, а в формах существования. Реакция стремится восстановить свое господство в старых отживших формах. А контрреволюция утверждает свое господство в новых, выработанных и завоеванных революцией формах. Пример: и капиталист, и профессиональный управленец – бюрократ – оба стремятся жить за счет труда рабочего класса. Однако, первый извлекает из рабочих прибавочную стоимость, значительную часть которой тратит на личное сверхпотребление. Второй же, главным образом, стремится максимально увеличить за счет рабочего привилегии и льготы для управленцев в рамках так называемого «общественного потребления». Когда же все увеличивающееся количество таких привилегий приобретает новое качество, то говорить об «общественном потреблении» становится невозможно, поскольку налицо феномен частного присвоения.

   Длительное время революция и контрреволюция могут идти рука об руку, быть представленными одними и теми же историческими деятелями. При этом революционная и контрреволюционная стороны единого процесса ведут между собой непримиримую борьбу. Однако, в конечном итоге, на определенном этапе контрреволюция полностью побеждает. Первый признак, по которому можно судить о победе контрреволюции: в обществе сформирована новая устойчивая привилегированная господствующая группа. Революция после того, как этот признак осуществился, вперед более не идет. Основные достижения революции закрепляются по той причине, что пользуется ими в первую очередь и больше всего новый господствующий слой. Часть достижений революции, связанных, в основном, с насаждением формальных признаков равенства, сворачивается. После этого наступает длительная стабилизация, во время которой господство в обществе контрреволюционной группировки под сомнение не ставится.

   Можно ли себе представить революционный процесс, в котором не произошло бы победы контрреволюции? – Пока, во всяком случае, ни в одной из великих революций мы ничего подобного не видели. Ведь можно сказать, что контрреволюция – это ни что иное, как революция, дошедшая в процессе диалектического развития до отождествления со своей противоположностью – реакцией. Поскольку в масштабах общества в целом реакция является не просто одной из сторон антагонистического противоречия, а его исходной стороной, то победа контрреволюции является возвращением все к той же реакции, но «на качественно новом уровне».

   Пристальными наблюдателями подмечено так же, что во всех великих революциях развитие контрреволюции проходит через целый ряд практически идентичных, а потому и легко сопоставимых во всех случаях, этапов. Эти этапы со времен Великой Французской революции получили определенные названия. Если момент первоначального торжества революции над реакцией называть «якобинской диктатурой», то затем следуют такие периоды: «Термидор», «Брюмер», «Империя», «Реставрация».

   Для нас особенно актуален и интересен последний из этих этапов, поскольку именно к этой стадии пришла разразившаяся в 1917 году Великая Октябрьская революция. Именно Реставрацию во всем ее безобразии мы имеем сейчас неудовольствие - и наблюдать, и переживать. Наступление фазы Реставрации означает, что контрреволюция становится по форме как будто бы неотличимой от реакции. В действительности же на этой стадии новая, созданная контрреволюцией элита попросту использует символы сметенного когда-то революцией прошлого для легитимации своего положения. В Англии и Франции фаза реставрации была ознаменована появлением на троне представителя ранее правившей монархической династии: Карла II в 1660 году и Людовика XVIII в 1814-м. В современной России, хотя дело и не дошло до воцарения на престоле потомка Романовых (чуть было не дошло в 1996 году), однако, прочие признаки этой фазы налицо: в осененном двуглавым орлом России с телеэкранов не слазят всевозможные статские советники, современное российское чиновничество подразделилось на 18 рангов, политическая власть представляет собой модернизированное самодержавие, раздающее своим фаворитам нефтяные, газовые и никелевые поместья, православная церковь начинает претендовать на идеологическое господство в обществе. Мы воочию наблюдаем завершение диалектической триады: «тезис – антитезис – синтез». Революция 1917 года, оттолкнувшаяся от Российской империи, сама превратилась в самодержавную монархию. А Коммунистическая партия, выделив в начале из своей среды новых, осовремененных царя, дворян, помещиков и капиталистов, сегодня размахивает лозунгами: «Православие! Самодержавие! Народность!»

   Возникает закономерный вопрос: что дальше? Что должно произойти после полного завершения цикла? Если обратить взор к уже известному нам историческому опыту, то обе Реставрации, английская – 1660-1688 годов и французская – 1814-1830, закончились крахом и новыми, хотя и не великими, но революциями. Во Франции революции 1830 года оказалось недостаточно, далее последовала революция 1848 года, а затем – Парижская коммуна, выведшая революционный процесс на новый, уже социалистический, виток. Так же заметно, что в обоих случаях новым революциям предшествовали попытки «полной реставрации» (правление Иакова II в Англии и Карла Х во Франции). Если продолжить эти аналогии в наше время, то после попытки «полной Реставрации» нас ждет новая революция.

Илья Романов, политзаключённый